«Мы были готовы к работе и знали, куда идём»

Летом 1986-го аспирант Московского химико-технологического института имени Менделеева, уроженец Ижевска Вадим Петров вместе с группой своих недавних однокурсников добровольно участвовал в ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС.

Сегодня Вадим Генрихович Петров - ведущий научный сотрудник Удмуртского федерального исследовательского центра Уральского отделения Российской академии наук, доктор химических наук, заслуженный деятель науки Удмуртии, - гость «Известий Удмуртской Республики».

Комсомольцы-добровольцы

- Вадим Генрихович, как всё началось для вас?

- Об аварии мы узнали из небольшой заметки в газете. Наверное, недели две спустя сотрудники института обратились к комсомольскому активу (я тогда активно занимался и комсомольской, и профсоюзной работой) с предложением: не хотим ли мы, молодые специалисты, поучаствовать в решении важной для страны проблемы- помочь в ликвидации последствий аварии?

Её масштаба на тот момент никто не представлял. Нам пообещали: в пекло не бросят, работать предстоит в 100-километровой зоне. Оттуда действующих специалистов перевели поближе к очагу аварии.

Почему бы не поехать? Моя специальность после окончания вуза была связана в том числе спроектированием атомных реакторов. Я - специалист в области радиохимии и дозиметрии.

Офицер запаса, недавно получил лейтенантские погоны. Учился на военной кафедре менделеевского института. Радиационная, химическая и биологическая защита - моя военно-учётная специальность.

Нас - добровольцев - набралось полтора десятка. Прошли медицинское обследование, получили справки. Поехали в Чернобыль.

В Киеве объяснили: в 100-киломеровой зоне наша помощь не нужна. Если хотим, можем ехать в 30-километровуюили возвращаться домой. Мы выбрали первый вариант.

- Страшно было?

- В отличие от гражданских специалистов, не имевших специальной подготовки, которых направляли в Чернобыль, мы были готовы к работе и знали, куда идём.

- Где вы работали, чем занимались?

- Наш выезд пришёлся на июнь-июль 1986 года. Мы - выпускники вуза -заменили специалистов, работавших в течение месяца после аварии в чернобыльской зоне. Им нужно было отдохнуть и восстановить силы. Работали в службе радиационной безопасности с правом въезда в закрытую зону Чернобыльской АЭС.

Проводили съёмку радиационной обстановки в условной 30-километровой зоне - брали пробы грунта, воды, листвы…Кстати, берёзы из воздуха впитали очень много радиоактивного йода, их листья вскоре пожелтели.

Припять и окрестности - очень красивое место на Украине: высокие сосны, дубравы. И по соседству - пятна так называемого рыжего леса, там вскоре полностью опала листва.

Нас не отправили в пекло. Многие, наверное, видели страшные кадры хроники, когда люди вручную очищали от осколков топлива крышу четвёртого блока. Мы делали другую работу.

Радиация на территории была пятнами - где-то больше, где-то меньше. Один радиоактивный след ушёл в Западную Европу, другой - в Брянск и Белоруссию и частично оказался в районе Припяти. Такая на момент аварии была роза ветров.

Город Припять закрыли, людей быстро эвакуировали. Сейчас он заброшен, и стал музеем для сталкеров под открытым небом.

В мае 1986 года начали разрабатывать новый городок энергетиков - Славутич. Мы там занимались дозиметрией - разметкой площадки под его строительство.

- Атомная станция работала?

- Да. Три энергоблока станции работали до 2000 года, затем и их закрыли. Энергия поступала в энергосистему Украины. Какое-то время энергетики из Славутича приезжали туда на вахту.

Во время работы в 30-километровой зоне ЧАЭС мы ездили и по населённым пунктам, замеряли уровень радиации.

- Их тоже расселили?

- Территория была заражена пятнами. Были населённые пункты, сильно пострадавшие от радиации, оттуда всех вывозили, конечно. Были относительно безопасные для жизни места.

Уезжать из дома хотели не все. Некоторые пожилые люди давали подписку об отказе от эвакуации и оставались там добровольно на свой страх и риск.

- Что вам запомнилось во время рабочих выездов?

- Было очень много брошенных домашних животных - кошек, собак. Одно время их даже отстреливали: животные ходили по заражённым территориям -разумеется, заболели лучевой болезнью- у них выпала шерсть. Жуткие воспоминания.

Помню, в одной из деревень видели новый урожай клубники. Огромные ягоды.

Вот такая реакция

- Вадим Генрихович, всё же что произошло на станции?

- Было несколько взрывов друг за другом. Не атомных, а тепловых. При первом, относительно небольшом, взорвалась гремучая смесь- водород с кислородом. Она образуется при радиолизе воды, началась неуправляемая реакция.

Второй взрыв произошёл, когда эта вода-теплоноситель попала в реактор. Он разнёс крышу, и произошёл достаточно мощный выброс радиации. Ветер разнес её.

- Насколько хорошо ликвидаторы аварии были обеспечены теми же дозиметрами? В воспоминаниях, которые приходилось читать, информация противоположная: кто-то писал про отсутствие дозиметров или занижение доз, кто-то - про нехватку средств контроля…

- Приборы использовали разные. Были и с электрически настраиваемой частью, и миниатюрные японские, похожие на значок. Он прикреплялся к одежде, человек в течение дня ходил, а вечером определяли дозу.

Если говорить о нашей работе, было много разной техники, в том числе суперсовременной. В службе радиационной безопасности было довольно современное оборудование, японское тоже. Мы проводили дозиметрию, отбор проб в полевых условиях, в лаборатории делали тщательный изотопный анализ.

- Как была организована работа?

- Трудились по 8 часов. Лаборатория радиационной безопасности находилась на базе пионерского лагеря «Иновица» в 12 км от Чернобыля, в достаточно чистом и комфортном месте для проживания. Разместились на территории лагеря.

Конечно, все тщательно и ежедневно соблюдали личную гигиену- обязательный душ, обработка рук -всё, как положено по канонам санобработки.

Тем летом было жарко и пыльно. Пыль - самое неприятный фактор. Руководители страны приняли решение строить саркофаг для четвёртого энергоблока, по дорогам активно везли материалы для него.

Машин было очень много, сильная запыленность на заражённой территории - не самое лучшее, что могло бы быть. Кстати, вскоре появилось кладбище автотранспорта - машин, вертолётов, автобусов. Радиация встраивалась в структуру материалов, технику невозможно было очистить, поэтому её складировали там.

Саркофаг построили в 1986-м. Он был рассчитан на 10 лет эксплуатации, а потом начал разрушаться. Современные украинские власти построили новый. Сложно сказать, как и от чего сейчас он защищает и что происходит внутри? Есть мнение: радиоактивного материала там осталось мало, и он сейчас менее опасен, чем сразу после аварии.

- А какие у вас были средства защиты?

- Специальную хлопчатобумажную спецодежду нам выдавали еженедельно, обувь меняли чаще из-за накопления радиации. Использованную одежду утилизировали. Были одноразовые респираторы со специальным приспособлением, которое удерживало радиоактивные частицы. В этом помогал специальный материал, фильтровавший воздух.

Кормили очень хорошо, вчерашние студенты даже набрали вес.

- Красное вино давали?

- Говорят, сначала давали. Но мы получали немного пива на обед или ужин. Во времена сухого закона, когда даже слабый алкоголь купить было сложно, это был небольшой подарок. Употребление водки было официально запрещено.

- После окончания добровольной вахты вам предлагали вернуться?

- Да. Несколько человек - специалисты в области радиохимии - ездили.

- Вадим Генрихович, а в первый раз могли бы отказаться?

- Да. Все решения принимали добровольно. Правда, из первоначально собранной группы три человека отказались. Возможно, кого-то не отпустили родители. Я о своей поездке не рассказывал, а когда маме признался, она сказала, что не отпустила бы меня туда.

Возможно, у кого-то было больше информации.

Сложно сказать, как бы мы поступили в этой ситуации, если бы авария произошла в 1990-е годы. Возможно, никуда бы не поехали. Но в середине 1980-х мы приняли другое решение. Наверное, в этом была логика - отправить на помощь молодых специалистов.

- Женщин в вашей группе не было?

- Нет.

- Все участники той экспедиции живы?

- К сожалению, нет. Один наш коллега ушёл из жизни в 54 года. Водитель машины умер через неделю после нашего отъезда.

- Вы тематические сериалы смотрите? Есть и американский, и российский…

- Нет. Мне личных впечатлений хватило. У меня свой взгляд на эту проблему, изнутри. Вряд ли что-то новое я для себя увижу. Понятно одно: не нужно проводить эксперименты, повышая мощность реактора за счёт уменьшения безопасности.

Рука судьбы

- Вадим Генрихович, как вы решили связать жизнь с химией?

- Случай повлиял. Заканчивал ижевскую 30-ю школу, До выпускного класса не планировал быть химиком. В 10-м классе выиграл профильную республиканскую олимпиаду, неплохо выступил на зональном этапе всероссийской. К тому же у нас в 10-м классе преподавала Любовь Михайловна Воронова, прекрасный педагог.

В те годы абитуриенты, показавшие хорошие результаты на профильных олимпиадах, поступали в вузы по упрощённой схеме. Вместо четырёх экзаменов нужно было сдать два на отлично.

- Как правило, профильный и сочинение.

- В моем случае- химия и математика, поскольку менделеевский институт - вуз технический.

- Конкурс был большой?

- Не скажу, что очень большой. На нашу специальность, связанную с радиохимией, брали в основном юношей. В группе было 20 парнейи3 или 4 девушки, которых предприятия направили на учёбу.

Специальность интересная. Позже судьба подарила мне встречи с академиками Легасовым и Евгением Велиховым.

Казалось бы, профессию помог выбрать случай, но учиться мне было очень интересно.

- В аспирантуре вы над какой темой работали?

- Над закрытой спецтемой. После окончания вуза мог распределиться на ЧМЗ, но получил целевое направление в академии наук в аспирантуру. Закончил и вернулся на родину, в Ижевск.

Чернобыль повлиял на профессиональный выбор. Серьёзные экологические последствия техногенной катастрофы на промышленном объекте подтолкнули к работам, связанным с экологией.

Некоторое время спустя началось уничтожение химического оружия, мы тоже занимались этой темой.

- Если почитать местные газеты начала 1990-х, соседство с химическим оружием жителей региона очень пугало и напрягало.

- Пессимизм тогда был связан и с общей экономической ситуации в стране- кризисы, спад в промышленности. В начале ХХI века начался активный процесс уничтожения химического оружия. Когда отработал первый объект в посёлке Горный Саратовской области, потом в Камбарке, появилась уверенность, что со всеми своими обязательствами сумеем справиться в срок.

- Специалисты говорили о разнообразных интересных технических решениях. Как понять непрофессионалу, в чём это проявлялось?

- Наши специалисты старались сделать процесс максимально надёжным. Для того же Кизнера разработали уникальные технологии. Если в Камбарке люизит хранился в больших ёмкостях, то в Кизнере нужно было разукомплектовывать снаряды. Сконструировали уникальный карусельный аппарат, на котором делались несколько операций. Эта работа была потом даже отмечена государственной премией.

- Эти технологии применимы в мирной жизни?

- Мы сейчас обсуждаем это со студентами. Например, думаем, как проще и быстрее утилизировать обычные батарейки. Есть идея сделать небольшие механизмы, которые помогут точечно извлекать из батарейки всё нужное, а потом сразу отправлять на переработку и утилизацию.

- И оболочку, и внутренности перерабатывать?

- Изначально батарейки так и производят: на некоем условном конвейере создают рабочее вещество, которое потом запаковывают в оболочку. Тут возможен обратный процесс и утилизация всех её частей. Из них можно получить легирующие материалы, немало других полезных соединений, которые можно повторно использовать.

Но есть одна проблема: для окупаемости подобных небольших установок нужно немало батареек. Идея в том, чтобы, например, ставить эти объекты где-то в посёлке или крупном магазине. Батарейки там сразу же разукомплектовывать и конкретные разделённые материалы везти на переработку. Этим занимается мой аспирант в УдмФИЦУрО РАН. Такой подход позволил исключить лишние расходы на транспортировку.

- На, пожалуй, единственном российском челябинском заводе, где перерабатывают батарейки, используется такая же технология?

- Другая.

Без химии - не жизнь

- Вадим Генрихович, что пожелаете старшекласснику, обдумывающему житьё?

- Химия - очень интересный предмет. Так или иначе жизнь современного человека связана с ней. Специальность очень интересная, но непростая - надо очень много знать и понимать.

- В Удмуртии нет промышленных предприятий, связанных с химией. По большому счёту, у нас ведущие отрасли машиностроение и металлообработка. Готовить кадры для соседей -Татарстана и Башкирии?

- Появятся специалисты, можно будет организовать производство. На многих крупных заводах есть гальванические производства.

- Современная молодежь идёт в науку?

- Не очень охотно. Не хватает материальной базы, связанной с приборами прежде всего, финансирования в определённой степени тоже. Если говорить по академии наук - достаточно жёсткие требования по публикациям.

Вообще, ситуация похожа на многие другие страны. Но учёный должен быть энтузиастом. Наукой всегда занимаются люди, которым что-то любопытно. Они освоили курс в вузе, владеют каким-то инструментарием для изучения окружающей среды, им интересно открывать новые горизонты. У меня так было.

- Для хорошего врача сейчас самый важный иностранный язык - английский, а для химика?

- Тоже. Сейчас это стандарт. Изначально была очень хорошая немецкая школа химии. У англичан и американцев активное развитие началось после Великой Отечественной войны.

- Вадим Генрихович, вы бы хотели сейчас побывать в Чернобыле?

- У нас была мысль - вернуться через 10 лет, посмотреть, что там будет. Но не сложилось.

Во-первых, закрытая зона, есть ограничения на въезд. Во-вторых, на этой территории периодически случаются пожары…

Источник: https://izvestiaur.ru/interview/19892501.html